Старинное здание, входом с Дворцовой набережной. Осенняя Нева, с черной водой, не добавляет настроения. Еще и понедельник. Ну, что там могут привезти молодые москвичи? Хорошо, если не заставят охать и ахать над куртуазной мазней какого-нибудь «мажорского» ребенка.
В дверях меня встретили с будничной вежливостью: «Проходите. На столе, если хотите: вино, чай, кофе, конфеты…», и ушли, погрузившись в какие-то рабочие разговоры, передвижение столов, расстановку света, для фотографов. Атмосфера, мне мальчику-ленинградцу образца 1967 года рождения, напомнила квартирники рок-н-ролла.
Когда, любой, входящий – уже был каким-то «своим», и ему не требовалось никакого дополнительного внимания. Дверь почти никогда не закрывалась. Любой пришедший имел право получить стакан портвейна, право слушать, и, если есть что сыграть – то играй, и пой. Ты мог никого не знать, но к тебе обращались как к знакомому на «ты», но без фамильярности.
Небольшое количество скольких-то десятков квадратных метров, вместило в себя несколько стендов с фотографиями, какие-то распечатки, и аудио-гид. «Ледяной поход».
«Ледяной поход». В моей памяти было только Ледовое побоище, в котором все было ясно и понятно. Никаких сомнений. Кто наш, и кто – не наш. И я всегда помнил, с «младых ногтей», что «Кто к нам с мечом придет, тот…», ну, и дальше по хрестоматии.
Кто, к нам, с мечом? Кто к нам придет? А если не придут? А если они на своей земле? А в сердце бьется «вольная воля», а руках шашка, а перед тобой твой сосед, или, не дай бог, брат. Что тогда?
Мне вдалбливали, и разжевывали на уроке истории, этимологию слов «гражданская война». «Историчка», которая естественно, была секретарем партийной организации школы, уверенно, и я думаю, что – искренне, объясняла, что «…гражданская война – это когда граждане одной страны воюют друг с другом. Брат на брата, сын на отца…». С искренней верой, говорила она.
Я смотрел на фотографии. В основном – старые черно-белые снимки. Важные, сосредоточенные лица. Тогда фотосъемки – это не то, что сейчас. К ним готовились, собирались. Семья. Несколько «я». Те «я», которые еще стоят плечом к плечу, совершенно не предполагая, что скоро они будут стоять лицом к лицу, друг против друга. Сжимая в руках винтовку или шашку.
Никогда не отмолится власть и правительство, которое заварило эту кровавую кашу. Не может быть никакой святой цели, ради которой «граждане одной страны воюют между собой». Цинизм в том, что, это был самый дешевый путь захвата и удержания власти.
А еще вопрос, который теребил меня, старого потрепанного, циничного волка. Откуда у них, молодых, которые уже счастливы, и спокойны, потребность копаться в чем-то историческом. Им – зачем это все? Что их – беспокоит, волнует, задевает. В моем вопросе в адрес «поколения некст» — нет никакой патетики. Совершенно обывательский вопрос, или размышления…
Если у меня с ними за спиной почти сотня лет истории. Если я уже давно полностью выдохнул, и забыл про все, что было не связанно с «Неуловимыми мстителями» и «Павликом Морозовым». Почему их, поколение, которое танцует под непонятную для нас музыку, и читает нормальные стихи, на непонятный манер, что их беспокоит и заставляет копаться в прошлом.
Копаться не для того, чтобы вбросить в интернет, или в глянцевый журнал, яркую статью. И интонации их слов и вопросов не крикливы, не шумны, но сформулированы, в иной простоте, которая хуже воровства. В простоте слов маленького ребенка задающего простые детские вопросы, на которые «неотвечается», от того, что перехватывает дыхание.
И вряд ли они могут оценить то, что произошло на самом деле в той стране, которая когда-то являлась 1/6 частью суши. И вряд ли они могут понять кто тогда из «граждан» был прав. Но, что-то их заставляет задавать вопрос нашему поколению: «Что произошло тогда, почти сто лет назад? Почему семьи разделились, и пошли друг на друга с кровавым хрипом, пеной и уверенностью в правом деле».
В одной исторической справке этот Кубанский (Ледяной) поход назвали «Добровольческая Голгофа».
Зачем, эта команда молодежи, прошла ножками весь этот путь «Ледяного похода». Стояла на мосту, разделяющем и соединяющим два края. Каково было стоять на улице, случайно разрезавшей город на красных и белых, и понимать, что и справа и слева от нее: и говорили на одном языке, и крестились одинаково.
Зачем они находили старые ржавые кресты. Кто под ними? Когда хоронили – не делили на своих и чужих. О чем рассказывали им, семьи, по которым «история гражданской войны» прошла своим колесом.
«Прохожий» www.prohojiy.com
